Мининков Н. А. Монголы в русской истории

Проблема роли монголов в русской истории эпохи средневековья относится к центральным проблемам историографии истории России.

Летописцы подчеркивали разрушительный характер татарских «ратей» на русские земли начиная с нашествия Батыя. Установление ханской власти на Руси они рассматривали как кару Божью Русской земле за грехи ее князей, погрязших в усобицах и смутах, а успехи русских князей в борьбе с Ордой — как неизбежную победу христиан над «безбожными» и «погаными» «царями» Орды.

Русский историк конца XVII — начала XVIII века А. Лызлов рассматривал взаимоотношения между монголо-татарами и Русью XIII—XV веков в свете борьбы европейского мира, частью которого он считал русские земли, с постоянно угрожавшим ему «скифским» миром степных кочевых народов, к которым относились монголы, татары и ногаи. В свержении власти ханов над Русью при Иване III он видел выражение неизбежности конечного торжества европейского христианского мира над миром «скифским».

Взгляд на монголо-татарское завоевание как на бедствие для Руси, сложившийся в летописный период развития отечественной историографии, в целом был воспринят последующими поколениями российских историков. Однако вопрос о характере и степени воздействия монголо-татар на русскую историю и на народную жизнь разными историками решался по-разному.

Так, И. Болтин (конец XVIII века) первым подчеркнул, что воздействие монголо-татар на покоренные ими страны, в том числе и на Русь, было незначительным. Противоположную мысль высказал в 1822 г. А. Рихтер, по мнению которого это влияние было настолько серьезным, что русский народ вообще превратился в «народ азиатский», «нравы ожесточились» под воздействием ордынского деспотизма, а военное дело, право, культура и язык подверглись существенным изменениям. Наконец, Н. Карамзин первым из историков высказал мысль о наличии определенных положительных для Руси последствий власти Орды, благодаря которым была якобы быстрее изжита раздробленность, возродилась монархия, а Москва была, по его мнению, «обязана своим величием хану».

Эти точки зрения стали в историографии последующего времени основополагающими в оценке роли монголо-татар в истории Руси. Большинство историков разделяло точку зрения, согласно которой монгольское влияние на страну было невелико, а разрушения и грабежи, чинившиеся ханами — не столь уж значительными (С. Соловьев, В. Ключевский, С. Платонов, Н. Рожков и др.). Напротив, Н. Костомаров, В. Леонтович, С. Шамбинаго, В. Сергеевич указывали на значительность этого влияния главным образом на русское право и на формирование «единодержавия». Попытку более конкретного рассмотрения этих последствий предпринял К. Бестужев-Рюмин, который разделил их на «прямые» (убийства, разрушения и т. д.) и «косвенные» (задержка культурного развития Руси и ее отрыв от европейской цивилизации), причем последнее он считал главным.

После октября 1917 г. и гражданской войны в России среди части историков-эмигрантов зародилось с 1921 г. евразийское направление (Н. Трубецкой, П. Савицкий, 3. Хара-Даван, Г. Вернадский и др.; «последним евразийцем» называли Л. Гумилева). Суть воззрений евразийцев выразил в 1927 г. Н. Трубецкой: «Национальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской империей, а теперь называется СССР, может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемое как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая особым национализмом. Эту нацию мы называем евразийской, ее территорию — Евразией, ее национализм — евразийством». По мнению евразийцев, Чингисхан выполнил историческую задачу объединения Евразии в рамках своей империи, одним из улусов которой стала Русь. В дальнейшем Русь переняла «монгольскую государственную идею» (хотя и получившую иное, «христианско-византийское обоснование») и взяла на себя дело возрождения единой Евразии, итогом чего стала «замена ордынского хана московским царем с перенесением ханской ставки в Москву» (т. е. Москва — не «третий Рим», а второй Сарай). Евразийцы подчеркивали значительность влияния монголов на русскую культуру, благоприятный его характер и высказали мысль о защите монголами Руси от европейской агрессии. Само монголо-татарское иго на Руси J1. Гумилев отрицал, считая его позднейшей выдумкой, появившейся с конца XVI в.

С критикой евразийства выступил еще в 1930 г. историк-эмигрант В. Рязановский, указывавший на неправомерность преувеличения роли монголов в русской истории и в то же время считавший, что монгольская власть задержала Русь в культурном развитии, способствовала огрублению нравов, но влияние этой власти проявилось на Руси прежде всего «в создании обстановки подчинения силе, в раболепстве низших перед высшими и сильными».

В работах советских историков 30—50-х гг. содержались идеи, представлявшие собой дополнительное обоснование точки зрения, согласно которой монгольское влияние на Руси было незначительным. Так, вывод Б. Владимирцева о кочевом феодализме предполагал невозможность такого влияния на хозяйственный строй русских земель, а вывод А. Якубовского об эклектичности, несамостоятельности золотоордынской культуры — о невозможности сколько-нибудь серьезного воздействия ее на русскую культуру. Б. Греков и А. Насонов подчеркивали, что никакого ускоряющего воздействия на объединение Руси Орда не оказала и, напротив, всячески старалась его задержать.

В трудах советских историков 60—80-х годов (М. Сафаргалиев, В. Каргалов, В. Егоров) подчеркивалось, что взаимная борьба составляла основное содержание отношений между русскими землями и Ордой, а отсутствие непосредственных контактов между жителями русских поселений и кочевниками степи — татарами и ногаями — затрудняло диалог культур.

В современной литературе проблема оценки монгольской и в целом азиатской составляющей русской истории вновь обрела дискуссионный характер в свете оценки концепции «Евроазиатского союза».

Н. А. Мининков

Использованы материалы кн.: История России в вопросах и ответах. Ростов-на-Дону, 2001, с. 131-134.

Этнос: