Вельмезова Екатерина. В поисках мифических первопредков славян

Ноево потомство

Авторы большинства исторических сочинений, написанных до XVII века, исходили из традиционной для всего европейского летописания Библейской схемы: у человечества существовал единый язык, после Вавилонского столпотворения давший начало семидесяти двум разным наречиям, в том числе и славянскому. После неудачной попытки построить легендарную башню потомки сыновей Ноя разошлись из Сеннаарской равнины в разные стороны: потомство от Сима двинулось на восток, от Хама - на юг, а от Иафета - на запад и север. Именно от Иафета и его сыновей и произошли все расселившиеся на этих территориях народы, включая славянские. Схема эта подробно отражена в Повести временных лет, откуда она позднее перешла и в восточнославянскую традицию.

Разумеется, такая картина генезиса славян довольно рано стала подвергаться сомнению. Так, уже в XV веке Энео Сильвио Пикколомини (впоследствии папа римский Пий II), весьма активно пользовавшийся чешскими хрониками, высмеивал версию о происхождении чехов непосредственно от строителей Вавилонской башни, полагая, что с таким же успехом можно было выводить их из Ноева ковчега или же из лона Евы.

Но поиски ветхозаветных славянских прародителей не прекращались еще долго - в XV-XVI веках они даже усилились (особенно активно проявили себя польские историки). Основная проблема сводилась к установлению тех потомков Иафета, которых можно было бы считать "прародителями" славян. Разные авторы, отталкиваясь от одного общего источника - Пятикнижия Моисея, - часто приходили к противоположным выводам: наиболее показательны расхождения в генеалогии потомков Иафета. Согласно одним авторам, предками славян следовало считать Иафета и его сына Иавана, согласно другим - иного его сына, Элиса, одновременно считавшегося и прародителем греков. А в 1561 году, в самый разгар генеалогических разысканий, в Базеле был издан "Компендиум по космографии" итальянца Г. Постелло. Один из разделов его книги назывался "О Иафете и его потомках, основателях народов": речь в нем шла о ветхозаветных предках скифов, германцев, итальянцев и других народов, включая славян, - всех вместе Постелло называл их московитами. Поэтому наряду с Магогом, Мазаем, Гомером и прочими сыновьями Иафета шестым упоминался "Мешех, обыкновенно называемый Мосох". "Московитяне получили свое название частию от речки Москвы, частию же от Мосоха, сына Иафетова", - напишет в начале XVII века шведский историк Петр Петрей де Ерлезунда(1).

Одна из версий и вовсе возводила происхождение славян к Иисусу Христу: согласно этой "научной легенде", славяне сродни не Иафету, а его брату Симу, из рода которого происходил и Христос. Эта версия, по мнению ее сторонников, должна была свидетельствовать о нахождении славян под особым божественным покровительством.

Разумеется, все изыскания такого рода рано или поздно должны были зайти в тупик, так как самому библейскому принципу ("Не прибавляйте к тому, что я заповедую вам, и не убавляйте от того", - строка из Второзакония) они противоречили. Это приводило к тому, что ветхозаветные персонажи постепенно все более и более теснились героями - как вымышленными первопредками, так и реальными историческими личностями.

Одним из таких героев был Александр Македонский, чье имя являлось залогом не только героической древности и воинской славы, но и законности прав славян на занимаемые ими земли. Так, в датированной 1541 годом "Чешской хронике" чешский историк В. Гаек приводил текст грамоты, якобы выданной Александром Македонским славянским народам ("просвещенному роду славянскому и их языку") на право владения занимаемыми ими территориями: "За то, что вы всегда находились при нас, правдивыми, верными и храбрыми нашими боевыми и неизменными союзниками были, даем вам свободно и на вечные времена все земли мира от полуночи до полуденных земель итальянских, дабы здесь никто не смел ни жить, ни поселяться, ни оседать, кроме вас. А если бы кто-нибудь был здесь обнаружен живущим, то будет вашим слугой, и его потомки будут слугами ваших потомков". Понятно, что сверхзадачей этого документа была попытка обосновать законность расселения славян на занимаемых ими землях в то время, когда якобы и было написано легендарное послание.

Недоверие к грамоте Македонского начинает прослеживаться - по крайней мере, в чешской и польской среде - уже со второй половины XVI века. Со всей же очевидностью оно проявилось здесь в XVII веке, тогда как в исторической мысли восточных славян критический пересмотр данного документа связывается с именем Василия Никитича Татищева. В то же время еще в эпоху Петра Великого, когда Татищев только приступал к государственной деятельности, легенда о "даре" Александра Македонского вполне сохраняла свою привлекательность: вера в подлинность грамоты, таким образом, угасала в разных частях славянского мира асинхронно.

О едином "языке славянском"

Уже к началу XVII века был накоплен и обобщен обширнейший фактический материал о происхождении и развитии славянских народов. Следствием этого можно считать постепенную выработку и закрепление представлений об этнических границах славянства с одновременным пониманием его не как государственной, но как этноязыковой общности. А закреплению этнического подхода к пониманию славянства как суперэтнического - в первую очередь языкового - единства (хотя бы и оказавшегося в пределах разных государств) во многом способствовали труды польских, чешских, словенских и немецких авторов, изданные в XVI веке: многие из них были посвящены так называемому "славянскому языку" (lingua slavonica), разделенному на отдельные диалекты.

Так, в посвящении "Латино-польского лексикона" (1564), адресованном польскому королю Сигизмунду II Августу, Я. Манчиньский писал: "Славянский язык является древнейшим и потому распространен вдаль и вширь и употребляется во многих государствах…" Вообще же во многих сочинениях по грамматике отдельных славянских языков имело место очевидное сопряжение культурно-исторических аспектов с этнолингвистическими: авторы этих трудов обращали основное внимание на историческое родство славянских языков. Зачастую при этом они позволяли себе и эстетические оценки, говоря о превосходстве одних языков над другими. Например, в написанной в 1577 году "Грамматике чешской, любителям этого языка весьма полезной" пражский проповедник М. Бенешовский подчеркивал общее происхождение славянских языков, впоследствии разбившихся на отдельные наречия, среди которых наиболее красивым и совершенным, по мнению автора, было чешское. Сами же различия внутри славянства многие видели не столько в отношениях между православными, католиками и протестантами, сколько в языках, в том числе в различиях систем письма, применявшихся разными ветвями славянства.

Славянские братья

 Поиски библейских "первопредков" всего славянства в целом оставляли в стороне вопросы, связанные с происхождением отдельных славянских народов. Это дало толчок поискам - уже на ином уровне, разумеется, - их родоначальников. Сама идея казалась вполне логичной: ведь если предположить, что вообще все народы происходят от одного библейского первопредка, то, следовательно, своих родоначальников может иметь и каждый славянский народ.

Большинство подобных представлений восходили к архаическому фольклору - либо же являлись плодом личного творчества хронистов. Со временем они все больше и больше проникали на страницы летописей, обрастая новыми подробностями. Естественно, что при этом персонажи преданий, связанные с периферийными (прежде всего, в политическом и экономическом отношениях) славянскими центрами, получали лишь временную значимость и часто забывались впоследствии. Напротив, действующие лица легенд о главных центрах славянства оказывались в гораздо более предпочтительном положении.

Одна из наиболее известных и распространенных мифологем такого рода - легенда о трех славянских братьях Чехе, Лехе и Русе, имена которых явно возникли от названий этнических общностей, "основателями" которых три брата якобы и являлись.

Истоки легенды восходят к "Чешской хронике" Козьмы Пражского (начало XII века), в которой, в частности, сообщается о прибытии в Богемию славянского племени во главе с "праотцом Чехом"(2). С ним непосредственно связывался и мудрый Крок: в одних текстах его называли потомком, в других - спутником и близким другом Чеха. Дочь Крока - вещая Либуше - была мифической правительницей целой страны, а избранный ею в мужья пахарь Пшемысл положил начало чешской династии. (По другой, более поздней версии, Крок был сыном "поляка" Леха. Именно он, победив дракона, основал на холме Вавель славный город Краков, в течение пяти веков являвшийся столицей Польского государства). В написанном же в XVIII веке, то есть шесть столетий спустя после "Чешской хроники", "Большом универсальном лексиконе" немецкого исследователя И. Цедлера говорится о том, что по своему происхождению Чех был склавонским принцем и жил в хорватском замке Крапина до тех пор, пока не лишил жизни римского префекта по имени Авреол. После совершенного злодеяния Чех вынужден был покинуть замок и отправиться царствовать в Богемию (либо по приглашению славян, либо из побуждений личного характера - поселиться и стать государем в обезлюдевшей из-за войн и эпидемий земле). Такими же пришельцами из далеких и незнакомых земель были Лех в Польше и Рус в Московском государстве.

Эволюция легенды налицо: добавляются новые персонажи (братья Лех и Рус(3)) и в основу мифа, таким образом, ложится верная в своей основе идея языковой и суперэтнической общности славянства при разделении ее на несколько родственных ветвей. Сам же костяк легенды складывается примерно к рубежу XIV-XV веков: интересно, что в одном из анонимных сочинений некоего краковского автора, написанном в это время, у Руса появляется альтернативное имя - Мех. Оно могло возникнуть либо как переосмысление имени уже упоминавшегося библейского персонажа Мосох/Мешех, либо же было связано с польским именем нарицательным mech (мох), по аналогии: как Чехия и Чех - от чащ, а Польша - от полей, так Мех - от мшистой и болотистой местности(4).

С течением времени фабула легенды все более и более разрабатывалась. Основные же различия в многочисленных версиях этой легенды сводились к следующим. Были ли ее главные действующие лица потомками библейских персонажей - или нет? К примеру, в сочинениях жившего в X веке арабского путешественника Ибн-Фадлана упоминается легенда о происхождении русских от "Руса, сына Иафета и внука Ноя"… Сколько было братьев - один (Чех, по версии Козьмы Пражского)(5), двое (Чех и Лех, упоминаемые в чешском изводе легенды), трое (Чех, Лех и Рус, в соответствии с польским изводом) или даже больше? В датируемой XIV веком Далимиловой хронике, например, говорится о выходе из Хорватии вместе с Чехом шести его братьев - таким образом, в легенде появляется сакральное число семь, древняя индоевропейская символика которого явственно проявлялась в мифологии и ритуалах(6)… Кого из славянских братьев - Чеха или Леха - следует все же считать старшим? Откуда братья были родом (из Хорватии, Славонии, Иллирии, Македонии)(7)? Наконец, можно ли в принципе считать легендарные события подлинными - или нет? Интересно, что тенденция считать легендарные события и персонажей реально существовавшими сохраняла силу в течение довольно долгого времени. Осмысление же каждой из версий мифологемы (их приятие - или же, напротив, отторжение) практически постоянно менялось. К примеру, Михаил Васильевич Ломоносов не сомневался в реальности событий, описываемых легендой. Повествование о Чехе, Лехе и Русе было знакомо ему по сочинениям польских авторов, и в "Древней Российской истории" он писал о том, что "в половине шестого веку" Чех и Лех правили многочисленным славянским народом. Правда, персонаж по имени Рус вызывал у ученого недоверие, и он считал его вымышленным. В то же время в "Истории Российской" В. Н. Татищева напрямую говорится о вымысле: "Чехи и поляки вымыслили трех братьев: Чеха, Леха и Руса…" По мнению ученого, данная легенда представляла собой не более чем миф, затруднявший реальное восприятие исторических процессов.

 Окончательно же вера в историчность трех легендарных братьев-славян иссякла благодаря самому процессу развития исторической мысли, приведшему к демифологизации картины происхождения как славянства в целом, так и отдельных его ветвей.

Примечания

1. Разумеется, современные этимологи не склонны принимать подобные фантазии в расчет. Согласно М. В. Фасмеру, название города является производным от соответствующего гидронима, который, в свою очередь, связан с чешским и словацким существительным moskva (сырой хлеб (в зерне)), польским названием реки Mozgawa, а также литовским глаголом mazgoti (мыть, полоскать) и древнеиндийским majjati (погружается). Внутренняя форма названия российской столицы, таким образом, не отражает связь с именем библейского персонажа, но несет в себе идею влаги и мокроты.

2. Правда, в самой "Хронике" легендарный славянский первопредок называется Боемусом (Богемусом). Впоследствии это расхождение в именах объяснялось тем, что чешский анналист, в духе весьма типичного для своей эпохи этимологизирования, пытался таким образом объяснить смысл и происхождение топонима Богемия. Как говорится в "Хронике", соплеменники Боемуса так ответили ему на вопрос о названии земли, в которую они пришли поселиться: "Разве сможем мы найти лучшее и более подходящее название, чем по имени, которое ты, о отец, носишь: и если имя - Боемус, то пусть и страна будет названа Боемия…". Имя "Чех" в легенде впервые появляется, как полагают многие исследователи, лишь в XIV веке, в документе, известном сегодня как Далимилова хроника - автор его подписывался псевдонимом "Далимил".

3. Интересно отметить, что это последнее действующее лицо легенды упоминалось в гораздо меньшем числе исторических документов, чем двое старших братьев. Кроме того, как это будет показано далее, исследователи гораздо чаще полагали вымышленным персонажем именно Руса, не сомневаясь в исторической реальности Чеха и Леха.

4. Если семантическое возведение топонима Польша к сочетанию "полевая, равнинная страна" сомнений сегодня практически не вызывает, то, напротив, сближение имени собственного Чехия с cesca (чаща) и смысловая цепочка "чехи - лесные жители" (обитатели чащ) представляется в настоящее время весьма и весьма спорной. Более правдоподобной считается интерпретация существительного чех как уменьшительного от *cetьnikъ (член отряда) или же от *celjadinъ (слуга).

5. В таком случае собственное имя Лех, скорее всего, возникло в легенде из-за ошибочной интерпретации и осмысления социального статуса Чеха: он был "лех", что по-старочешски означало "шляхтич", "дворянин". Вот, к примеру, как завершается строчка одной из глав "Хроники" Далимила: "…лех, коего имя было Чех".

6. Вспомним хотя бы традиционных для русских сказок семерых братьев, семерых Симеонов и т. д.

7. Интересно, что в большинстве легенд о происхождении как славянства в целом, так и отдельных его ветвей славянские народы изображаются не исконными жителями занимаемых ими территорий, но позднейшими пришельцами. Скорее всего, представления о происхождении славян носили следы летописной традиции, основанной на толковании Библии: народы, в том числе и славяне, расселившиеся по земле после Вавилонского столпотворения…

Автор - кандидат филологических наук.